Государственная дума приняла закон… Президент нанёс визит… Состоялось подписание договора… Рабочие вышли на митинг… Космонавты вышли в открытый космос…
Студенту Иванову всё это было безразлично. Студент Иванов пребывал в глубоком горе: студентка Терентьева сказала, что он ей неинтересен.
Министр Н. на заседании правительственной комиссии по национальной культуре указал министру С. на недопустимость ошибок в национальном костюме. «Грядёт восьмая годовщина Возрождения национального самосознания, – сказал министр Н., – а подобные просчёты толкают страну назад, в хаос необузданного космополитизма». Министр С. вынужден был покинуть заседание. Возможно, и пост министра.
Дома у министра Н. старая нянюшка укладывала спать младшего внука и рассказывала сказки, которых знала превеликое множество. Сказки разных народов и народностей огромного мира из эпохи необузданного космополитизма. Женщина не заботилась о политике, она заботилась о ребёнке. Разве сказки могут научить плохому?
– Мишенька, а ты что нарисовал? Опять войну? – вздохнула воспитательница.
Родители на грани развода, в доме постоянные ссоры, скандалы. И ведь не один ребёнок такой, их полгруппы на разной стадии семейных конфликтов.
Мальчик рисовал войну.
Этот мир, едва родился, не знал мира, только перемирие. Взрывы заглушались ударами звуковых базук. Небо перекрещивалось следами трассирующих пуль и росчерками лазеров. Война шла повсюду: на суше, в толще воды, под землёй и в космическом пространстве. Когда погиб последний человек, воевать продолжили роботы и генетические мутанты-чудовища. Заводы и лаборатории, превосходно защищённые, ещё долго будут производить новых солдат. А когда автономные диверсанты самоуничтожатся вместе с вражескими базами воспроизводства, с орбиты стартуют громадные крейсеры. Под завязку напичканные новейшим вооружением, отправятся в дальний космос на поиски новых полигонов. И не будет этому конца.
Вот вышел он по джунглям погулять. Идёт и громко хвастается:
– Я – хозяин джунглей! Я – тигр-р-р-р!
Услышала это обезьянка, дочь обезьяны, и кинула в малыша бананом. Больно кинула, тигрёнок захныкал, убежал, маме пожаловался. Тигрица сыночка облизала, успокоила, а потом ушла на охоту.
– Точи когти, сынок, остри зубы. Ты – тигр, хозяин джунглей, – сказала мать-тигрица после сытного ужина из свежего обезьяньего мяса. – Завтра пойдёшь гулять к антилопам.
Однажды в первобытном лесу случился пожар, и первобытный человек вдохнул запах горящих табачных листьев. Тут же придумал трубку мира, сидит, курит. От него произошли индейцы.
Другой первобытный это увидел, подбежал, отнял, сидит, сам курит. От него произошли конкистадоры.
Третий первобытный стал поджигать и курить всё подряд. От него никто не произошёл. Но дурной пример заразителен.
Завёлся в каком-то мире крутой чародей: на спор прыгал в пропасть и не разбивался, а обратно выскакивал. Тамошнему народу скоро надоели чародейские приколы, уже за полкопейки против миллиона отказывались спорить. А тот всё не унимается. Вот идёт однажды мимо той пропасти странник. Чародей тотчас к нему пристал, мол, спорим, сейчас я прыгну и жив останусь! Разбежался, прыгнул – и в лепёшку.
Один мудрец возжелал ещё большей мудрости и удалился высоко в горы. Там чистый воздух и близость неба открыли ему Истину. Мудрец решил отнести Истину людям. Спустился и увидел, что внизу другое время, другая страна, другое всё, и никто его не понимает.
Другой мудрец, из новых, наверное, тоже подался за мудростью высоко в горы. Но чтобы не оторваться от действительности, придумал раз в год спускаться вниз. Ему уже приходилось проделывать вдвое больший путь, и каждый раз его путь ещё удлинялся: ведь мудрец продолжал подниматься к вершинам. В конце концов, он свалился с горной тропы в ущелье. От усталости, наверное. А нашёл ли он на своём пути Истину, про то никто теперь не узнает.
И третий мудрец собрался уйти в горы. Да в воротах города оглянулся: солнечный рассвет золотит долину, из окна напротив улыбается миловидная девушка, на улице пахнет тёплыми булочками... Мудрец решил выпить на дорогу чашечку кофе и так никуда не пошёл.
Сквозь закопчённое стекло маленького домика всё это видел четвёртый мудрец. Он давно уже не покидал свой уютный кров. Зато к нему порой наведывались горы. Каждая капелька воды мечтала просочиться внутрь, чтобы в ней разглядели Вселенную. На кончике штопальной иглы весело толпились Ангелы, прятались и спрашивали, сколько их теперь. А вокруг свечи летал мотылёк, которому снилось, что он Чжуан Цзы.
Хуже участи раба может быть только участь раба на каменоломнях. Неважно кто ты, неважно как ты. Более-менее сколько ты или когда ты.
Один заключённый раньше расписывал храмы. К сожалению, не тем богам. Однажды он взял уголёк из костра и провёл на своде спальной пещеры первую черту. Потом вторую, третью… Потом он заметил, что другой раб своим угольком продолжил рисунок священного трилистника, с немалым мастерством. Какой радостью взыграло сердце обоих: художник узнал художника! Некоторое время они трудились вместе. Пока один не нарисовал четыре линии, исходящие от Великого Светила. Учителя второго настаивали на трёх.
Утром надсмотрщики выбросили в отвал два намертво сцепившихся трупа. А лагерное начальство запретило освещение у рабов.
Неужели жалко подать нищему копеечку? Стоп! Вы уверены, что этот нищий – настоящий? И что ему вообще нужна только копеечка?.. Так рассуждают люди в последнее неуверенное время. Время, оскудевшее на счастье. Всё счастье посчитано, измерено и распределено. На всех не хватит!
Люди забыли, как однажды открыли бесконечность Вселенной. Только китайцы помнят до сих пор, улыбаются и дарят друг дружке на китайский новый год красные конверты изобилия. В бесконечной Вселенной и счастья ведь навалом.
Парень шёл по улице и улыбался. А вокруг лил нескончаемый ноябрьский дождь, под ногами чавкала слякоть, промозглый ветер норовил сорвать капюшон. Редкие прохожие уныло завидовали явному интроверту. Дескать, ему в своём внутреннем мире хорошо, а им, экстравертам, неплохо бы поскорей добраться в места повышенной комфортности.
Вдруг парень остановился, улыбка погасла. Поправил выпавший наушник и дальше пошёл. С улыбкой.
Он упрямо отказывался отвечать на вопросы захватчиков. Он молчал, когда разграбили и уничтожили дом. Только вздрогнул, когда его, израненного, выбросили умирать под палящие лучи зелёного солнца. Фиолетовые щупальца судорожно сократились и застыли навеки в знаке «Любовь».